– Алое! – вальяжно ответил я, выдержав обязательную паузу в три гудка, которая должна была продемонстрировать, что я работаю, а не на сиськи смотрю в интернете.

– Майк, сейчас едем в Минздрав, – прозвучало в трубке мерзким бородкиным голосом.

– Нахуя?

– Не нахуя, а у нас опять проблемы. И попрошу не выражаться. Я пока что твой директор.

Вечно он выебывается, сука.

– У вас проблемы – вы и решайте, – пробормотал я, бросая трубку.

Арш посмотрел на меня с удивлением.

– Кто был?

Но не успел я ответить, как зазвонил телефон и у него.

«Можешь не писать, я в Минздрав пошел», – напечатал я Бруту в вайбере. – «Хотя ты опять насрешь дохуя, как обычно».

Потом заблокировал комп, чтобы не было, как в прошлый раз, когда я спалился с порнухой. А пидор Арш еще Яне об этом рассказал.

Я поднялся и направился к выходу. Арш за мной следом. Я даже отчетливо услышал хруст его maschinell задницы.

– Вместе поедем, – сказал он.

– А ты-то там зачем? – искренне удивился я.

Арш в нашей конторе был существом исключительно бесполезным. С моей точки зрения. Но у руководства было свое мнение на этот счет. Возможно, он хорошо лизал.

Мы встретились возле лифтов. Кроме Бородки там был Никита, Стас, Роберт и Вонючка. Мое удивление все росло и росло: как они могли оставить техподдержку сразу без двух голов – одной, которая искала причины не работать, и второй, которая эти причины хронометрировала? Наверное, наметилось что-то действительно серьезное. Хотя опять же: зачем тащить с собой столько долбоебов?

Лифт приехал пустой, так что мы загрузились довольно свободно. На восемнадцатом этаже, правда, зашла рыженькая телочка со стройными ножками и блядским вожделением на лице, весьма симпатичная. Стас тут же принялся пялиться в ее декольте сквозь очки, а Роберт отвернулся, скрывая болезненную припухлось в паху. Идиот, там же было зеркало.

Через несколько секунд вдруг мигнул свет, лифт дернулся и остановился. А потом вдруг накренился и стал падать. Только не вниз, а вбок. И я вместе с ним. Рыженькая тут же завалилась на меня, но это было совсем не так приятно, как могло бы быть в другой ситуации, менее официальной. Вокруг все затрещало и заскрипело.

Было темно и трещала голова, на затылке явно была здоровая шишка. В нос мне уткнулся сосок, выскользнувший из лифчика, я это сразу определил, такой опыт никогда не пропить. Потом подо мной застонал Стас, и я понял, почему легко отделался, – его жирная туша сыграла роль амортизатора.

Лифт лежал на боку, но не горизонтально, а под углом градусов в тридцать. Чтобы не задохнуться, я стряхнул с себя девушку, уложив ее рядом. Оттуда послышался недовольный голос Бородки, принявшего на себя дополнительный вес.

Некоторое время мы пытались изменить положение, чтобы стена стала полом. Наконец нам это удалось, и мы стали оценивать повреждения. В принципе, все было не так уж плохо: в основном все заработали только ушибы, кроме Роберта, хрупкие кости которого неудачно встретились с металлическим поручнем у зеркала, и он сломал несколько ребер; и нос, когда впечатался в стену.

Арш включил фонарик на телефоне. Надо сказать, мы выглядели не очень здорово. Стонал Роберт, причитал Стас, вонял Вонючка и всхлипывала рыженькая. Бородка ползал по полу и искал ленточку, которая слетела с бородки.

– Что случилось? – наконец-то озвучил он общую мысль.

– Пиздец случился, – ответил я. – Похоже, здание упало нахуй.

– И что нам теперь делать?

Какой великолепный вопрос! И как вовремя он был задан! Люди вообще обладают фантастической способностью задавать его каждый раз, когда оказываются в полной заднице. Что делать? А что можно делать, если ты заперт в металлической консервной банке под дохуя тонн бетона? Правильно, сидеть и ждать спасателей.

Мы постарались устроиться с максимальным комфортом для данной ситуации. Полом – и совсем не горизонтальным – теперь была зеркальная стена, треснувшая в том месте, где в нее прилетела голова Роберта. Пол стал стеной, вдоль которой сидели Вонючка, Бородка и раненый Роберт. Мы разместились по периметру, чтобы не сильно давить на остальных, хотя все равно съезжали по стеклу. Слева от меня был Арш, а справа – девушка с восемнадцатого, инстинктивно решившая, что я самый порядочный в нашей компании, и мне можно довериться. Она положила мне голову на плечо, а я, как настоящий защитник, обнял ее за талию. Ее звали Катей, она была не замужем, до архива, куда она направлялась, добраться не успела и уже не успеет, и сегодня вечером собиралась пойти в клуб с подругами.

Прошло несколько часов. Бородка постоянно пытался дозвониться хоть до кого-нибудь, но безуспешно, – в наших лифтах связи никогда не было. Я свой телефон сразу перевел в автономный режим, чтобы сэкономить батарею, ведь я был здесь самый умный. Девочка давно успокоилась и позволила моим рефлексам ощупать ее в нескольких местах. Да, я могу показаться извращенцем, но нам все равно было нечем заняться. Дышать, кстати, становилось все труднее. Пахло потом Вонючки, да и мы со Стасом довольно часто портили воздух. Я еще как-то старался держаться, так как был с девушкой, но не всегда получалось, а он не стеснялся.

– Мы все умрем, – заявил Никита.

Причем уже не в первый раз. Он делал эти заявления с периодичностью в несколько минут. Мне хотелось ему уебать с ноги, но я экономил силы. Катя шептала мне в ухо всю свою незатейливую жизнь, которая главным образом заключалась в нечастых тусовках, поисках спутника жизни и контактике. Арш писал послание потомкам, как он его высокопарно назвал, изредка зачитывая нам особо понравившиеся фразы. Типа «не отступил перед лицом смертельной опасности» или «предпринимая все возможные и невозможные усилия для спасения близких». Стас спал. Как и Роберт, который устал стонать. Вонючка время от времени начинал всех организовывать, пытаясь возглавить миссию по спасению.

Какое, блять, спасение? Двери мы уже пробовали открыть. Может быть, если бы у нас были какие-то инструменты, нам бы это и удалось, но что дальше? Там наверняка гора обломков. Хотя если бы сделать щель хотя бы в пару сантиметров, дышать стало бы легче.

Иногда раздавался лязг, скрежет и что-то падало. Первое время мы вздрагивали от этих шумов, но затем привыкли и перестали обращать внимание.

В конце концов и я задремал; в моей руке удобно лежала маленькая Катина сиська.

Спустя еще несколько часов я проснулся от удушья. Пахло гарью.

– Теперь мы точно все умрем! – провозгласил Никита.

Я встал и зло пнул в его сторону. Нога попала во что-то мягкое, но он на это даже не отреагировал. Со стороны Стаса донесся странный шепот. Я прислушался и удивлением понял, что он молится. Стас, этот грязный извращенец, молится! Охуеть!

Некоторое время я ходил по кабине лифта, разминая затекшие мышцы. Потом ко мне присоединилась Катя. Ей не понравилось сидеть рядом с Аршем, уж не знаю, почему, наверное, я просто привык за последние годы, хотя так близко еще не приходилось.

– Майк, – услышал я шепот у самого уха. – Твой друг прав, мы задохнемся. Давай в последний раз, а? – и Катя потерлась об меня.

Давно мне не делали такого предложения, но именно в этот момент у меня возникла одна мысль, поэтому я взял тайм-аут на несколько минут. Пару недель назад Брут спросил меня, есть ли у нас в офисе в лифтах аварийный люк на потолке. Не могу сказать, зачем ему это понадобилось, он вообще был ебанутым, и его мысли постоянно прыгали с одной темы на другую, но этот вопрос долго не давал мне покоя. К сожалению, каждый раз, когда я входил в лифт, мои глаза сразу фокусировались на девушках, и я не мог найти ответ на его вопрос. Пора было сделать это сейчас.

– Катя, я сейчас упрусь в этот поручень и подержу тебя, а ты поищешь на потолке люк, хорошо? Я тебе посвечу.

Я лег на зеркальный пол, девушка села мне на грудь, одной рукой я ухватил ее упругую попку, а второй стал подсвечивать телефоном. Она какое-то время шарила руками чуть выше.

– Майк, – наконец сказала она.

– Что?

– Тут ничего нет.

– Хуево, – резюмировал я. – Тогда мы точно сдохнем.

– Давай, а? – снова попросила она.

– Давай, – вздохнул я.

Похоже, Брут так и не узнает, что люка в лифте не было.

Так прошли сутки. Как ни странно, мы не задохнулись от дыма. Запах гари по-прежнему сохранялся, но, видимо, какой-то приток воздуха был. Пахло в лифте не только гарью, добавился запах обосравшегося Вонючки. Он долго извинялся, говорил, что не знал, когда брал в столовой голубцы, что так получится, и больше не пытался организовать спасательную экспедицию. Его все равно немного отпиздили.

– Надо тебя выгнать отсюда нахуй, – злобно сказал Никита и засмеялся. Он вообще стал неадекватным.

Очень хотелось пить. Из нас с Катей вообще влаги ушло много, мы с нею ебались уже три раза. Но первым жажду озвучил Роберт:

– Пить, – вдруг простонал он. – Я хочу пить.

В Бородке вдруг проснулась человечность. А может, она в нем была всегда, хуй знает. Он что-то шептал там у стены Роберту. Я услышал только что-то типа «ты мне, я тебе». Затем до моего слуха донеслось журчание. Я не выдержал и включил фонарик. Бородка ссал Роберту в рот. Желудок у меня задергался, но тошнить было нечем.

Катя прижалась ко мне. «Мы потерпим, да?» – спросила она, и я сказал, что да, потерпим.

Снова засмеялся Никита.

– Еще можно говно Арша сожрать, – сказал он.

– И тебя, – огрызнулся Арш.

И они сцепились. Никита быстро победил, приложив Арша головой о стену.

На следующий день умер Роберт. Последние сутки он то отключался, то приходил в сознание и начинал бредить. Что-то о привязке к участку, звал маму, просил поставить ему клизму. Возможно, у него было внутреннее кровотечение, ребра могли ведь что-то повредить внутри. Хуй знает, я не доктор. В общем, он успокоился.

И я даже ему позавидовал.

Никита, кстати, больше не смеялся и не кричал. Наши сухие слизистые не располагали к разговорам. Тем не менее, когда Бородка сообщил, что Роберт упокоился, тот нашел силы прохрипеть, что, дескать, у нас появилось мясо. И даже спросил, не знает ли кто-нибудь, кровь является заменителем воды или нет.

Я его разочаровал. Сказал, что если бы он выпил у Роберта кровь, пока тот был жив, то он смог бы узнать это сам, а теперь, когда сердце остановилось, вряд ли ему удастся выпить хоть что-то.

На это он возразил мне, мол, человек на восемьдесят процентов состоит из воды.

Я сказал, что он долбоеб.

Стас сошел с ума. Ну, может, и не совсем, немного. Он стал биться головой о стену, пока не потерял сознание. Потом я подумал, что возможно, что Стас умнее многих.

«Странно, что не спасателей», – думал я. Эта мысль повторялась и повторялась. Если это было землетрясение, то город уже должен был быть наводнен спасателями. Хотя откуда тут землетрясение? Да, бывают, но едва заметные. «Странно…»

Катя спала. Мы все старались как можно больше спать. Я поднялся как можно выше, к потолку, снова пытаясь изучить его. Потом в каком-то исступлении ковырял ключом плафон, пытаясь поддеть его. Я не все помню, но он наконец поддался. Оторвав его, я бросил пластиковый колпак на пол, и принялся выковыривать лампы. Одна из них упала и взорвалась.

Никита нашел осколок и перерезал Бородке горло. Я слышал, как с отвратительным клекотом вырывался воздух из раны. А потом до меня донеслось причмокивание.

Люк в лифте был. Вот только он был закрыт, и крышку удерживала здоровая гайка.

Блять. Мы умирали в лифте с маньяком-убийцей. Не исключено, что я стану следующей его жертвой.

– Я боюсь, – вдруг хрипло прошептала Катя.

– Не ссы, – отозвался Никита. – Мне пока хватит. А ты чего молчишь? – обратился он ко мне. – Тебе что, жалко Бородку, что ли?

Я в это время думал, как бы его нейтрализовать, но ничего не приходило в голову.

– Не жалко, – наконец ответил я. Затем позвал Катю. – У тебя есть какие-нибудь инструменты с собой?

У нее была с собой сумочка, я видел. В первый день она доставала из нее бумажные платки, пока они не кончились.

Она поковырялась в сумочке. Там были маникюрные ножницы. Хуйня, конечно, но больше ничего не было. Пришлось ковырять гайку ими. Зажимал рукоятками и пытался провернуть. И снова.

Когда Никита, напившийся крови, начал блевать в углу, – его желудок не принял такую жидкость, – мне удалось сдвинуть ебаную гайку с места. Сердце сразу забилось сильнее, появились свежие силы. Через две минуты все было кончено, я ее победил. Откинул крышку, и мы с Катей вылезли через люк, оставив остальных внизу. Кстати, Стас и не пролез бы, застрял.

Осторожно прикрыв крышку люка, я включил фонарик. Хорошо, что я догадался экономить зарядку. Шахта полого уходила вверх, насколько можно было видеть. Тросы провисали, что, в общем-то, меня не удивило, но за них можно было держаться.

Одной из проблем было то, что двери все находились у нас над головой. Кое-где они были довольно сильно промяты, видны были большие щели, но, тем не менее, выбраться там было невозможно. Поэтому мы шли все дальше и дальше.

А там лифтовая шахта обламывалась.

В провале я увидел почти вертикально уходящий вниз кусок пола, гору плит и переломанных конструкций. Мне показалось, что я видел пару изуродованных тел. До ближайшей поверхности, пригодной для ходьбы, было метра четыре.

«Сейчас бы веревку», – подумал я.

– Мне уже все равно, – ответила Катя, и я понял, что подумал вслух.

И она шагнула в провал. Ее юбка задралась, мелькнули трусики, и она исчезла внизу. Потом раздался шлепок.

Сколько я не светил, так и не понял, куда она попала. Попробовал звать, но мое горло отказывалось кричать, только хрипело. Тогда я тоже перевалился через край и поехал вниз.

Не помню, чей там был офис, но сейчас он был полностью смят, а там, где когда-то были окна, теперь была мешанина из мебели, оргтехники, обломков плит, арматуры и черепицы. Похоже, башня упала на соседнее здание, раздавив его.

Однако, проход был. И Катя тоже лежала там же. Очевидно, спускаясь, она ударилась головой и потеряла сознание. Мне на глаза попалась полупустая бутыль воды; кулер валялся тут же, погребенный под горой мусора. Я наконец-то смог сделать первые несколько глотков воды за последние дни. И еле удержался от того, чтобы пить еще и еще. Остановили воспоминания о Никите, блюющем кровью Бородки. Потом вылил немного воды на Катю. Она открыла глаза, и я напоил и ее.

– Спасибо, – сказал она.

Мы поискали проход вниз. Удача решила повернуться к нам передом – мы нашли его довольно быстро. Одна из плит перекрытий была смещена в сторону, и через дыру мы спрыгнули на стол какого-то кабинета. На стене все еще висел портрет президента. Не упал. Хороший у нас президент, бля. Вот только где ебаные спасатели? Я выглянул в окно, но там был кусок «Челябинск-сити». Зато я смог понять, что мы находимся на третьем этаже.

По коридору мы прошли до лестницы, все дальше удаляясь от рухнувшего здания. Спустились и вышли на улицу.

Разрушения были везде. Часть домов, особенно старые, просто рассыпались в хлам. Многие были со следами пожара, кое-где еще шел дым. Памятник в сквере памяти уцелел. И никаких людей. Кроме нескольких трупов, лежащих на улице. Вокруг них роились мухи.

Я проверил телефон, хотя и без особой надежды. Конечно, связи не было. Батарея в Катином села еще вчера. Надо было поесть и подумать, что делать дальше.

– Пошли в «Никитинский», – сказала Катя. – Там должны быть люди.

И мы пошли. На входе сидели два усталых мента с автоматами и пощелкивающим дозиметром.